Что общего у обскурантистов и просветителей в России
Дискутируя с людьми, которых нельзя сразу записать в дураки, а даже наоборот, с удивлением обнаруживаю, что для многих из них европейских Средних веков просто не существует. Рассуждая о политической, правовой, интеллектуальной истории и истоках модерна, они совершают головокружительный прыжок из Античности прямо в Новое время, не видя в этом ничего противоестественного и нелогичного. Они не только не знают историю средневекового Запада, но и убеждены в том, что ее знать вовсе не требуется, что в этот период не случилось ничего, что заслуживало бы внимания и повлияло на образ современности.
К моему удовлетворению, созвучные наблюдения есть и у настоящих ученых. Например, Александр Марей у себя в «Фейсбуке» пишет:
«Практически во всех исследованиях по теории власти, которые мне удалось найти [в основном, на русском языке — прим. АА] рассмотрение различных ее концепций начинается с „Левиафана“ Томаса Гоббса. Иногда перед этим вспоминают (имхо, безосновательно) Платона и Аристотеля, а дальше, как говорится, тишина. Т. е., сначала, вариативно, древняя Греция, затем уже — модерная культура XVII века и далее. При этом совершенно игнорируется вся та история, что была между этими точками».*
Обнаружив удивительное сходство в образе мышления тетки, случайно встреченной в торговом центре, и одного «просветителя», не мог не задуматься о том, в чем причины того, что зияющая дыра так и не заросла, несмотря на несколько десятилетий относительной интеллектуальной свободы в России. Почему неприятие традиции западной рациональности носит такой принципиальный характер для групп людей, которые на словах антагонистичны друг другу?
Для условных «православных мракобесов» противостояние с Западом носит эсхатологический характер. Из всего исторического багажа восточного христианства они находят только то, что утверждает их в мысли о впадении Запада в ересь, его «безблагодатности» и о приципиальной важности для дела спасения сохранения в неприкосновенности наследия отцов церкви и вселенских соборов, как они его понимают (тоже весьма далеким от исторической реальности способом). Такую точку зрения иногда можно увидеть и в русскоязычной литературе научного характера: будто бы развитие христианской догматики и церковного права закончилось в первом тысячелетии от Р.Х. Находятся даже такие, которые пытаются применять каноны Трулльского собора в XXI в., не задумываясь о том, как правовые нормы действуют в пространстве и времени. Для них время остановилось больше тысячи лет назад.
Гораздо интереснее другая прослойка, которая себя воспринимает как непримиримых борцов с религиозным мракобесием, носителей света (Bright), рационализма и просвещения.† На словах не все, но многие их них, называют себя сторонниками неких «западных ценностей» — либерализма, гуманизма, толерантности и т. п., какой бы смысл в эти слова ни вкладывали. Однако будучи детьми советской образовательной системы (а другой-то и не было), они не могли не усвоить дуалистический марксистский взгляд на мир, который предполагает извечную борьбу добра со злом, света с тьмой, прогресса с осталостью, науки с религией.
Для советской системы гуманитарное знание было подобно сильнодействующему яду: любые познания в области истории, философии, логики, социологии, права и т. д. могли способствовать появлению у советского интеллигента крамольных мыслей и ненужных сомнений в правильности марксистско-ленинского учения. От этого надо было избавиться как можно более радикальным способом, что и было сделано. От советского интеллигента, при всей глубокой неприязни к нему со стороны властной гарнитуры, требовалось хорошо проектировать ракеты и танки. Эта ущербность образования и картины мира, которую она дает, делает уже постсоветского интеллигента крайне уязвимым при восприятии псевдонаучных идей «историка» Фоменко, «лингвиста» Задорнова, «религиоведа» Докинза и подобных, и одновременно формирует иммунитет против усвоения западной интеллектуальной традиции.
Илья Кукулин в своих исследованиях советской научно-популярной периодики‡ отмечает появление у советской интеллигенции убеждения, что любые общественные проблемы можно решить инструментальным способом, идеологически нейтральным, технократическим. Я бы тут провел параллель (несколько утрированную) с петровской эпохой: достаточно отрубить боярам бороды, переодеть их в европейское платье, научить пить кофе и курить табак, как сразу и автоматически народ станет предприимчивым и богатым, как в Голландии. В этом повторяется матрица русской модернизации: взять на Западе внешнее, пересадить на собственную почву, отрезав корни, и титаническими усилиями добиваться чахлых плодов.
Таким образом, представления об особом пути России («Надо развенчать химеру научного мировоззрения» vs. «У нас теологии никогда не было в университетах») удивительным образом сходятся как у религиозных «государственническо-патриотических» мракобесов, так и у тех, кто себя позиционирует в качестве их главных оппонентов. Это в стране, первой провозгласившей лаицизм конституционным принципом, во Франции, пожизненными членами Академии, гордостью нации, могут быть монахи и теологи, а в России же получение теологом звания академика — ночной кошмар и торжество обскурантизма. Это в Западной Европе факультеты теологии в университетах стали инструментом секуляризации церкви и расширения области рациональной дискуссии, в России же кафедры богословия — это рассадник клерикализма и признак отказа от научных принципов. Это отцы-основатели США поставили свободу вероисповедания на первое место в Билле о правах, в то время как российские либералы считают, что роль церкви должна сводиться только отправлению обрядов и удовлетворению ритуальных потребностей населения в строгом соответствии со сталинской конституцией 1936 г.
Обскурантизм и манихейское видение мира делают европейское Средневековье одинаково неприемлемым для обеих групп. Лучше его выбросить, игнорировать, забыть. С марксистской догмой о вечном противостоянии науки и религии трудно согласуется то, что главные интеллектуальные дискуссии велись между теологами и ими же были сформированы ключевые принципы научного мышления. Крайне неудобен факт, что именно церковь основывала или санкционировала основание университетов. Что церковь не допускала появления колдовства, знахарства, алхимии и астрологии в университетах, а занимались этими дисциплинами преследуемые инквизицией еретики и те, кого принято считать светочами науки. Что преследование колдовства на уровне юридической нормы было запрещено в IX в. Что рабы освобождались, а женщины имели с мужчинами равные права в брачно-семейных отношениях. Что церковь боролась с властью и требовала от нее принятия добровольных ограничений, защищая права и свободы. Что «Молот ведьм» — не теологический трактат. Все это как-то не укладывается в стройную дуалистическую картину мира. Поэтому когда факты противоречат догме, будь то «православной» или «просветительской», факты вынуждены отступить.
* https://www.facebook.com/alexander.marey/posts/1926115164072391
Оригинальная заметка в Facebook была удалена, комментарии архивированы. Если вы были участником дискуссии, с удовольствием предоставлю вам копию архива.
Все заметки на эту тему
Зомби и клоны просвещения
Что общего у обскурантистов и просветителей в России