Защитники науки от гуманитариев и мракобесов любят при удобном случае повторять, что если бы не темные века христианства и церковных гонений на науку, люди бы полетели в космос на тысячу лет раньше. На самом деле все наоборот: без широкого понимания церковной юрисдикции, не было бы не только никакого космоса, но и науки в ее современном ее понимании.

Все знают о бесценном вкладе древних греков в философию и о создании ими культуры рационального мышления. Древнегреческий гений выше всего ставил умозрение, которому не нужна опора в чувствах и ощущениях. Каждый любитель мудрости был уверен, что опыт ведет заблуждениям, ошибкам, тогда как только чистый ум может познать истинную суть всех вещей путем непосредственного созерцания оных.

Среди всех греков больше всего интереса к практическим вещам проявлял Аристотель, именуемый отцом науки. Но даже он нечасто удосуживался сопоставлять свои соображения с наблюдениями, по большей части отрывочными или просто неверными. При этом его нельзя обвинить в недобросовестности: для Аристотеля было совершенно несомненно, что тяжелый камень падает быстрее легкого, потому что это ему подсказывает здравый разум, который не может ошибаться и это не требует иных доказательств.

Римляне на греческом основании вполне успешно начали заниматься вещами куда более приземленными и практическими. Чтобы править миром, нужны законы, правила. Некоторые из придуманных римлянами законов так прекрасны и удобны в использовании, что мы до пор ими пользуемся в том, что касается лиц, права собственности, наследства, обязательств и т. д. Но мы, однако, не решаем споры на основе процессуальных норм римского права. И это вовсе не случайно.

Когда речь шла о преступлении, римский суд превращался в соревнование репутаций обвинителя и обвиняемого. Обвиняемый должен быть убедить судей, что он в силу богатства и благородного происхождения просто не мог совершить то, что ему приписывается, а обвинитель — это низкий и гнусный человек, который не стыдится лжесвидетельствовать. Другая сторона добивалась, конечно же, полностью противоположного в отношении репутации обвиняемого, приводила возможные мотивы и, главное, отвечала на вопрос cui prodest, то есть кому выгодно преступление, намекая на то, что он-то и должен быть виноват. Тогда же, кстати, появилась профессия адвокатов — наемных риторов, которые брались с разной степенью успеха защищать репутацию (или поддерживать обвинение) своих клиентов в суде. Римляне не знали, что такое улики или материальные доказательства, это было для них совершенно неважно.

В гражданских спорах все обстояло не сильно лучше. Для того, чтобы получить право на подачу иска, требовалось соблюсти кучу условий и к тому же предъявить магистрату строго определенные доказательства, которые были определены в формуле, то есть в описании иска определенного типа. Если ты можешь предоставить нужные доказательства, то ты прав, если нет — ничем другим их заменить нельзя. Это не совсем похоже на современные представления о справедливом и объективном судебном процессе, правда? Именно так, но римляне так и не смогли ничего лучше придумать, несмотря на величие греков, на плечах которых стояли, и на собственный немалый рост.

После падения Рима варвары начали собирать свои обычаи в письменные сборники, т. н. правды. Там, среди прочего, было написано, как надо вести следствие и как наказывать преступников. Была придумана такая очень удобная штука как коллективная ответственность. Если член одного рода пропадал на территории другого рода, то тот считался виновным в убийстве и надо было убить кого-то в ответ. Еще можно было откупиться от кровной мести деньгами и, если родственники примут выкуп, можно никого больше не убивать.

В гражданских делах было немного меньше крови, но зато веселее. Приглашали, конечно, свидетелей, да и сами участники давали клятвы, что не врут, но это, конечно, доказательство так себе, что понимали даже варвары. Поэтому они придумали устраивать поединки и божественные испытания, ордалии. Поединок — это просто: спорщики сражаются друг с другом, кто победил, тот и прав. Порубил голого соперника мечом и заодно выиграл у него спор в суде: совместил приятное с полезным. Но когда соперник в броне, как и ты, а копье у него, похоже, подлиннее будет, то тут лучше обратиться к высшим силам. Например, предлагалось засовывать руки в огонь, в кипящую воду или прижигать что-нибудь каленым железом. Если испытуемый выдержит до конца произнесения сакраментальной формулы (довольно длинной, главное — не нервничать и не сделать ни одной ошибки, а то придется начать сначала) и при этом останется невредимым, тогда он выигрывает спор. Трусы же могли откупиться от испытания, заплатив штраф королю и признав поражение.

Когда варвары уже окончательно обратились в христианство, то на Западе появилась самостоятельная сила, претендовавшая на универсальную власть если не во всех, то хотя бы в духовных вопросах. И вы ее знаете из учебника по истории Средних веков. Под духовными вопросами тогда, точно так же, как и сейчас, понимались вопросы имущества, наследования, коммерческих договоров, семьи и брака. В общем, все, что имеет отношение к нашему бренному существованию в этой юдоли печали. Ко временам Карла Великого Католическая церковь вдруг обнаружила, что она живет по римскому праву и ей это в целом понравилось, но вот с церковными судами все равно было как-то не очень: даже клирики участвовали в поединках и испытаниях. Надо сказать, что после того, как люди радостно отпраздновали прошлый миллениум в ожидании конца света, им немного поднадоело веками варить руки в кипятке и прижигать железом разные части тела из-за спорного поля или стада коров. Не дураки были. В общем, появился спрос на услугу независимого, но не кровавого суда. Надо было придумать что-то новое, что и было сделано через пару столетий (куда торопиться-то).

Католической церкви ордалии не нравились. Во-первых, у католиков была очень хорошая книга, в которой ничего подобного написано не было. Во-вторых, такое вот вмешательство божества в мелкие людские споры унизительно что ли. Чудо им подавай на заказ, видите ли. И, в-третьих, во всем должен порядок, нужно было пресечь самодеятельность в божественных вопросах. Зачем же тогда Бог оставил на земле наместника, поручил ему во всем разбираться и даже ключи дал?* Поэтому вместо ордалий пришлось церковным юристам перейти к рассмотрению дел на основе материальных доказательств. Если появляются свидетели, значит должны свидетельствовать об одном, что лично видели и слышали, а не рассказывать истории, какой их родственник честный и благородный муж. Если свидетели говорят разное, значит надо предъявить документы, факты, объективные доказательства практически в современном смысле слова. А чтобы не было недоразумений, велся протокол, где все тщательно записывалось, а для неграмотных зачитывалось вслух. И это людям понравилось. Желающие попасть под юрисдикцию церковного суда валом повалили, потянулись к свету в лице католической юриспруденции.

Ну а дальнейшую историю вы, наверное, знаете. Эмпирический метод, проверка утверждений на основе объективных доказательств, перешел и церковной юриспруденции в теологию, где его улучшили схоласты. Еще через пару веков на острове, куда сбежал бастард нормандского герцога, осознали свою отсталость и упросили короля завести им суд лорда-канцлера, который начал судить по праву справедливости, то есть по церковному праву. Потом юрист Бэкон, лорд-канцлер как раз, придумал индуктивный метод научного исследования, а потом уже получилось все остальное научное, что мы так любим. А началось все из-за того, что надо было как-то решать судебные споры, не убивая друг друга.

* Во время борьбы за инвеституру римские папы претендовали также на то, чтобы быть последней судебной инстанцией в христианском мире или, по крайней мере, в Католической церкви в сфере ее юрисдикции. Для того, чтобы апелляция на решения епископского суда была возможна, решение должен выносить человек, который может ошибаться. Апелляция же на результат «божественного суда» по определению невозможна.

Оригинальная заметка в Facebook была удалена, комментарии архивированы. Если вы были участником дискуссии, с удовольствием предоставлю вам копию архива.