Намедни мне попалась на глаза небольшая заметка-воспоминание о Сергее Петровиче Капице. В ней говорилось о том, как в ведущем телепередачи «Очевидное невероятное» воплощался образ настоящего ученого, какой удивительной была его манера говорить, каким уважительным было его отношение к собеседнику, как сдержанно и достойно проявлялась его огромная эрудиция. И мне безмерно дороги эти воспоминания. Наверное, нельзя найти человека моего поколения, увлекавшегося наукой, который бы не был пленен этой передачей. Но у нее была одна особенность, маленькая деталь, которая говорит о многом.

Перед анимированной заставкой, которая сама по себе тоже была шедевром, невидимая рука выводила строки Пушкина, начинавшиеся с «О, сколько нам открытий чудных». Стихотворение было отцензурировано. Вместо Пушкинских «И случай, бог изобретатель» стояло стыдливое многоточие. Советской власти мешал бог даже как имя нарицательное, написанное с маленькой буквы. А всякий советский интеллигент, который знал слова поэта наизусть, понимал, что ему посылают определенный сигнал и вкладывал в него более глубокий смысл, чем он того заслуживал.

Другой интереснейший автор написал на днях об отношении Ньютона к гипотезам. В связи с этим я вспомнил изумительный телефильм «Физики» 1988 г. по одноименной пьесе Дюрренматта. В конце фильма физики, притворяющиеся сумасшедшими, вообразившими себя великими физиками, представляют сами себя. Леонид Броневой в образе Ньютона произносит следующие слова:

«Я — Ньютон. Сэр Исаак Ньютон. Родился четвертого января тысяча шестьсот сорок третьего года в Вулсторпе возле Грендхема. Я — президент королевского общества. Но из-за этого вам не стоит вставать. Я написал „Математические начала натуральной философии“. Я утвердил гипотезу „нон финго“. В экспериментальной оптике, теоретической механике и в высшей математике у меня тоже были весьма значительные достижения, но вопрос о природе тяготения я должен был оставить открытым. У меня были и богословские труды: комментарии к пророку Даниилу и Апокалипсису Иоанна».

Фраза «я утвердил гипотезу Нон Финго» будоражила мое воображение. Я знал, конечно, о вкладе Ньютона в развитие математики и физики; упоминание богословских трудов оставляло холодным: какой может быть пророк Даниил или Апокалипсис, когда вот-вот пожалует его величество искусственный интеллект, энергетические проблемы решит управляемый термоядерный синтез, а в космос устремятся корабли из металлического водорода. Но поиски таинственного Нон Финго не приносили успеха: интернета еще не было, а в энциклопедиях, словарях и справочниках ничего подобного нигде не упоминалось.

У швейцарца в оригинале пьесы написано: «Ich sagte: Hypoteses non fingo», латынь дана без перевода и примечаний, как нечто само собой разумеющееся, понятное любому образованному читателю. Это значит: «Я говорил, что не измышляю гипотез». Никакого неуловимого Нон Финго! Элементарное, базовое знание, которого нас тоже лишили, как и строчки из Пушкина.

Эти две малозначительные детали много говорят о советской науке и культуре: они были оторваны от питающего корня и изуродованы цензурой, обречены на усыхание. Удивительно, как еще находятся те, кто проливают по ним слезы.

Оригинальная заметка в Facebook была удалена, комментарии архивированы. Если вы были участником дискуссии, с удовольствием предоставлю вам копию архива.