Кому адресованы юридические тексты
Недавнее решение Верховного суда США¹ вызвало бурную политическую дискуссию, докатившуюся и до нас. Почти целиком она исчерпывается соперничеством партикулярных нормативных (этических) систем, претендующих на то, чтобы стать всеобщей правовой нормой. Только небольшой процент сетевых комментаторов использовал этот повод для того, чтобы задуматься о путях интерпретации текста американской конституции. Мне эта тема тоже показалась интересной в контексте доступности нормативных текстов и их аргументации для понимания широкой публикой.
Такой текст как конституция США создается во время его (ре-)интерпретации. Только среди судей Верховного суда найдется как минимум три-четыре подхода, которые существенно отличаются друг от друга и по методу, и по результатам. Среди юристов-конституционалистов — еще больше. Таким образом, поиск какого-то объективного смысла или реального содержания текста всегда будет зависеть от исходных посылок. Это не значит, что толкование может быть произвольным, хотя иногда так может показаться,² но с формальной точки зрения верна та, которую принимает суд. (Здесь, однако, стоит упомянуть особое мнение судей, которые в практике конституционных судов многих стран публикуется и становится частью официального текста). Суд всегда прав, даже если неправ: если упростить, то не существует инстанции, кроме самого суда, которая бы подвергла пересмотру его решение. То есть здесь основным критерием выступают юрисдикция и власть, признаваемые всеми остальными.
Следующий уровень понимания текста судебного решения — это его убедительность для других юристов, то есть тех, кто разбирается в американском конституционном праве. Можно провести аналогию с математической теоремой: проверить правильность доказательства могут только другие признанные математики. Как стать признанным математиком? Очевидно, что для этого надо быть принятым в сообщество математиков. Такой уровень анализа для большинства обычных юристов очевидно недоступен. Несмотря на то, что они уже отличаются от неподготовленной публики, у них все равно недостаточно специальных знаний и компетенции, чтобы даже в упрощенном изложении отличить, где серьезная убедительная аргументация, а где ошибка или намеренное введение в заблуждение.
Процесс принятия законодательных актов также поддерживает определенная аргументация, которая может быть более или менее убедительной: сопроводительная записка к законопроекту, RIA (regulatory impact assessment), парламентские дебаты и т. п. И хотя все это не носит нормативного характера (обязателен для соблюдения только текст самого закона), рабочие материалы законодательного процесса могут послужить основой для телеологических методов интерпретации, то есть таких, которые выявляют цели и намерения законодателя, расходящиеся с буквальным смыслом.
О формальной сложности права я недавно писал.³ Чтобы проиллюстрировать этот тезис, здесь можно провести одно сравнение. Мало кто, не имея соответствующей подготовки, возьмется рассуждать о квантовой механике, а если возьмется, то будет выставлен на посмешище. Но конституционное право, как я думаю, устроено намного сложнее. Квантовая механика отпугивает обычного человека потому, что она излагается на математическом языке, который кажется сложным и недоступным. На самом же деле он довольно с формальной точки зрения довольно прост: в нем не так много сущностей и операций с ними. Язык же конституционного права кажется понятным, потому что использует слова обычного языка, но на деле он оперирует как минимум многими десятками тысяч понятий, границы которых при этом наиболее размыты, даже если сравнивать с языком других отраслей права. С этими понятиями невозможно производить однозначные и предсказуемые преобразования, как в квантовой механике, а любые выводы, включая промежуточные, подвергаются разнообразным тестам, среди которых «здравый смысл», как один из многих.
Есть исследования правосознания в западных странах последних десятилетий, которые проносят неожиданные результаты: авторитет права и его соблюдение не зависят от того, знают ли люди содержание закона и понимают ли, в чем состоит правовая норма.⁴ Обычные люди без специальной длительной подготовки в принципе неспособны оперировать понятиями такой степени абстракции, какая свойственна языку права. Поэтому право воздействует на поведение людей окольным путем: через воспитание, информирование, государственные санкции и т. д. Радикальный взгляд демонстрирует Друри Стивенсон:
„...the written formulations of the law are “addressed” to the state itself, or more specifically, a set of state actors — courts, agency officials, and enforcement officers. Although the written formulations, both statutes and cases, are available to the public, the citizenry is not in “actual” receipt of the law itself, but rather the state actors bring the law to the public through their actions (e. g., interpretation, implementation, enforcement)”.⁵
«Письменные формулировки права „адресованы“ самому государству или, более точно, ряду представителей государства — судам, официальным лицам и сотрудникам правоохранительных органов. Несмотря на то, что письменные формулировки, как законов, так и судебных решений, доступны для публики, граждане не воспринимают право само по себе как „реальность“, а скорее через представителей государства, которые доносят [содержание] права до публики посредством своих действий (то есть интерпретации, применения и принуждения [к его соблюдению])».
Многие считают для себя возможным высказываться о содержании упомянутого выше судебного решения, не будучи знакомыми с оригинальным текстом. Подавляющее большинство суждений основаны на упрощенном изложении, то есть на интерпретации текста, которая больше говорит об интерпретаторе, чем о самом тексте. Но это в каком-то смысле правильно: если норма права недоступна для понимания, ей невозможно руководствоваться в поведении и, следовательно, она не имеет никакой силы. Как минимум, нормативное содержание права должно быть доступно если не всем, то хотя бы тем, кому оно адресовано. Но сложные для рядовых граждан юридические абстракции, содержащиеся в оригинальном тексте, останутся недоступными: как и квантовая механика, вопросы разделения компетенции в остаточной федерации никак не следуют из непосредственного житейского опыта и, в общем, влияют на него весьма опосредованно.
¹ Dobbs v. Jackson Women’s Health Organization.
⁴ PODGÓRECKI, Adam. Law and Society. London: Routledge and Kegan Paul, 1974, p. 197. OLIVECRONA, Karl. Law as Fact. London: Stevens and sons, 1971, p. 82.
Этот текст существует также в традиционной орфографии: Кому адресованы юридическіе тексты.