Раннее христианство, переняв у эллинизма язык и идею универсализма, разрушив этнические границы иудаизма, распространяет его этическую норму на всех людей. «Я уже не называю вас рабами» (Ин. 15, 15) и «вы куплены дорогой ценой, не делайтесь рабами человеков» (1 Кор. 7, 23) становится всеобщей религиозной и моральной максимой. При этом юридическое рабство, понимаемое как внешнее, в ожидании грядущего конца света и сотворения нового неба и новой земли не является для ранних христиан нравственной проблемой: для изменения земного порядка у них нет времени, «каждый оставайся в том звании, в котором призван» (1 Кор. 7, 24).

Постепенно апокалиптические ожидания ослабевали, а конец света откладывается. Институционализация христианских общин пошла путем приобретения ими свойств римского юридического лица — религиозного собрания или экклесии. Такие юридические лица не только владели имуществом, отчуждаемым в их пользу для богослужебных и благотворительных целей, но и приобретали черты собственной правоспособности, отличной от правоспособности составлявших их отдельных лиц. Появление церковных должностей и формирование клира стали следствием постепенного отделения харизмы от функции, морального и религиозного нормотворчества от правового. Но в главном экклесии были радикально отличными от всех тогда существовавших форм публичных и частных корпораций: членами христианской общины становились люди вне зависимости от своего социального и юридического статуса. Именно церковное право наделяло их правами и обязанностями, революционным образом отвергая внешнюю правовую норму, разделявшую людей на рабов, вольноотпущенников и свободных. В вопросах брака, доступа к таинствам, церковного служения, погребения и прочих, то есть там, где церковь устанавливала свои собственные нормы, не делалось никаких различий между людьми. Отпущение на волю стало актом милосердия, многие христиане отпускали своих рабов и тратили состояние на выкуп чужих, но самовольное освобождение часто осуждалось и могло вести к духовным санкциям вплоть до отлучения.

Превращение христианства в основу государственной идеологии, сначала на Востоке, потом на Западе, привело к теоретическому и практическому синтезу мирской и духовной власти. Они осознавались как продолжение и опора друг друга. Так Константин Великий еще до того, как христианство стало государственной религией, сам не будучи крещеным, то есть действительным членом христианской общины, диктовал и утверждал решения церковных соборов в силу своих властных полномочий. По этому образцу последующие императоры и короли правили своими подданными и церковью на своей территории как наместники Иисуса Христа, реализуя уже в этом мире прообраз будущего Царства.

Августин осмыслил новое положение христианства в своем учении о Граде земном и Граде небесном. Град земной, обеспечивая временное пристанище душам, сам обречен в конечном итоге на погибель. Рабство — противное Божьему закону следствие грехопадения, но христианину важнее заботиться о духовном особождении, чем о физическом, о жизни в грядущем веке, а не в нынешнем. Поэтому попытки изменения или улучшения земного порядка бессмысленны и не ведут к спасению. Это воззрение на право и государство, в общем и целом, доминирует в восточном христианстве до сих пор.

Попав в подчиненное положение по отношению к мирской власти, которая себя стала осознавать и как духовную власть, церковь добровольно отказалась от создания собственного права, хотя, конечно, стихийно и под действием реальных нужд управления правовые нормы, исходящие от церковных авторитетов — соборов, епископов — возникали и даже худо-бедно систематизировались в тематических и хронологических сборниках. Государству разрешалось заботиться о земных и некоторых духовных нуждах церкви, но и церковь претендовала на то, чтобы хотя бы нравственно руководить государством.

С переходом официального делопроизводства на греческий язык, латынь на Востоке перестала быть и языком юриспруденции. Кодификация Юстиниана утратила практическое значение почти сразу после того, как была завершена. Классическое рабство как экономический и юридический институт ослабевало, трансформировалось в сторону меньшего формализма. Появились и новые формы земельных отношений. Выход из рабского состояния начал поощрялся, в том числе по моральным и религиозным соображениям. Рабство начало пониматься не как личный статус человека, а как бесплатное долгосрочное, но не вечное наемничество. Сбежавшие от хозяев рабы меньше подвергались моральному осуждению. Юридически закрепленное христианское понимание брака как Богом установленного союза открыло путь к эмансипации рабов в византийском праве.

На Западе потомки рабов со времен античного Рима оставались примерно в том же состоянии. Кроме того, германское право само определяло новые категории зависимого населения, фактическое положение которого не было далеко от классического рабства. Связь с римским правовым наследием прервалась, а действующее право оставалось обычным и мало формализованным. Слой профессиональных юристов исчез. Утратилась и классическая идея государства как общего дела. Его заменило единство разрозненных племен через верность государю как представителю универсального божества. Право творилось и применялось племенем, родом, кланом, сообразно с языческими представлениями о чести и воздаянии.

Нельзя сказать, что положение низших слоев общества совсем не волновало церковную иерархию: все-таки практически все люди, за исключением изгоев и чужестранцев, были членами Pax Christiana как духовного и политического объединения, но будучи тесно связанной с клановыми, экономическими, властными отношениями, она довольно мало интересовалась приведением этих отношений в соответствие с абстрактными принципами. Конечно, единство западного христианства поддерживалось через богослужение, таинства и догматику, но в вопросах права и управления было достаточно условным. Феодальная собственность аббатств и епископств была скована обычаями, для изменения которых еще не возникли подходящие условия. С приближением 1000 г. возродились ожидания конца света. Какие-то улучшения жизни в этом мире снова перестали быть актуальными.

Оригинальная заметка в Facebook была удалена, комментарии архивированы. Если вы были участником дискуссии, с удовольствием предоставлю вам копию архива.

Все заметки в этой серии

Дохристианские представления о рабстве
Христианство и рабство в первом тысячелетии
Христианство и рабство в период Выского Средневековья

Один из частых упреков, предъявляемых христианской религии, состоит в том, что она не способствовала упразднению рабства и что на протяжении длительного времени во многих странах ее господство сочеталось с торговлей людьми и подневольным трудом. Однако сам факт возникновения подобной критики свидетельствует о том, что христианство действительно настолько изменило мир, что теперь просто невозможно мыслить иначе. Никакой человеческий или природный закон не противоречит тому, чтобы некоторые люди находились в бесправном подчинении у других людей. Вне христианской системы ценностей рабство не только не существовало как этическая проблема, но ее даже нельзя было осознать в качестве таковой.

* * *

Рабство было не религиозным институтом, а экономическим и юридическим. Обращение в зависимое положение чужаков и пленных служило естественным продолжением военной и экономической экспансии господствующей группы, будь то племя или древнее государство. Не было строго запрета обращения в рабство и членов самой группы: в законах Хаммурапи содержатся нормы, регулирующие переход в рабство за долги, а письменные источники фиксируют многочисленные сделки по продаже в рабство детей лично свободных родителей.

Римляне знали, что все люди рождены свободными по естественному праву, но по праву народов (то есть согласно человеческому обычаю) некоторые из них являются рабами. (Ульпиан, D. 1.1.4) «Servitus est constitutio contra naturam»* (Рабство существует вопреки природе, D. 1.5.4), добавляет Флорентин. Для грека или римлянина естественное право — это общее и для человека, и для других живых существ. Как птица, пока не помещена в клетку, вольна лететь куда ей вздумается, так и человек, не скованный законами, общественным порядком и принуждением, свободен по своему рождению. Но для греков и римлян этот дикий естественный закон противостоит цивилизации. Цивилизованность, согласно Аристотелю, предполагает, что одни заняты физическим трудом, а другие от него освобождены для лучшей участи, для умственного труда. Римляне же окончательно сформулировали правовую норму, согласно которой живой раб в юридическом смысле — вещь, говорящее орудие. При этом любопытно отметить, что мертвый раб переставал быть вещью, а снова становился человеком, который заслуживает хотя бы достойного погребения.

Среди правовых систем древности особое место занимает иудейское право. При том, что рабское положение чужаков, разумеется, допускалось, осмысление религиозно-правого единства народа, наделение его свойствами субъекта прав и обязанностей в договоре, заключенном с единым и универсальным божеством, вело к возникновению правовых, моральных и религиозных норм, запрещающих рабское положение среди членов еврейского народа. Так, по крайней мере среди своих, рабство стало восприниматься как состояние, несовместимое с высшим, Богом данным законом.

На римское завоевание Палестины иудаизм ответил возникновением множества сект от умеренных до крайне воинственных. Альтернативой вооруженному противостоянию, в конечном итоге приведшему к катастрофе еврейского народа, были религиозные течения, переносившие борьбу в духовную сферу. Одному из них было суждено стать зародышем мировой религии. Отдавать Богу богово, а кесарю кесарево — это вовсе не смирение с земным порядком управления, а наоборот, его радикальное отрицание как лежащего в грехе, не поддающегося изменению.

* Существует мнение, что contra naturam — это интерполяция. (Примечание добавлено 28.5.2021).

Оригинальная заметка в Facebook была удалена, комментарии архивированы. Если вы были участником дискуссии, с удовольствием предоставлю вам копию архива.

Все заметки в этой серии

Дохристианские представления о рабстве
Христианство и рабство в первом тысячелетии
Христианство и рабство в период Выского Средневековья

Недавно были слышны громкие возмущения по поводу включения теологии в номенклатуру научных специальностей ВАК. А потом некоторые были недовольны тем, что люди друг друга поздравляли с Пасхой. Запритесь, говорили они, в церквях и там друг друга поздравляйте. И все якобы во имя соблюдения принципа светскости и отделения церкви от государства. Теперь вот запрещают иеговистов, а сторонники «светскости» молчат. Наверное, радуются тихо разборкам РПЦ с сектантами, одних мракобесов с другими по принципу A plague o’ both your houses! (Чума на оба ваших дома!). Почему? Потому что на самом деле им дорога не светскость, а советскость. Чем же отличается одно от другого? Больше, чем одной буквой.

Светскость предполагает свободу человека жить сообразно своим убеждениям, какими бы они ни были: во что верить, как молиться, что делать в субботу или воскресенье, чему учить детей, копить или расточать и т. д. Поэтому на уровне светского порядка, то есть порядка от века сего (ср. seculum > secularis) нельзя устанавливать какую-то одну веру в качестве общеобязательной или основывать на ней решение общественно значимых вопросов.*

Советскость — это свобода атеистической пропаганды и свобода отправления религиозных культов.** Это полная противоположность светскости; тут имеет право на существование только одно мировоззрение, а для отсталых и неперековавшихся — специально выделенные места для удовлетворения постыдных религиозных потребностей, вроде опиумных притонов.

Отсюда две возможные оценки. Для кого-то запрет свидетелей Иеговы — это очередной гвоздь в крышку гроба конституционных принципов светскости, свободы совести, отделения церкви от государства. Для других — заслуженное обращение с мракобесами, раздающими свой опиум слишком настойчиво, не слишком чистоплотное, но зато полезное. Не перепутайте где тут светское, а где советское.

* Билль о правах США (первая поправка конституции): “Congress shall make no law establishing religion or prohibiting the free exercise thereof” («Конгресс не должен издавать никакого закона относительно установления какой-либо религии, или воспрещающего свободное исповедание всякой религии»).

** Ст. 124 конституции СССР 1936 г.: «Свобода отправления религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды признаются за всеми гражданами» и ст. 52 конституции СССР 1977 г.: «Гражданам СССР гарантируется свобода совести, то есть право исповедовать любую религию или  не  исповедовать никакой, отправлять религиозные культы или вести атеистическую пропаганду».

Оригинальная заметка в Facebook была удалена, комментарии архивированы. Если вы были участником дискуссии, с удовольствием предоставлю вам копию архива.

Сегодня впервые обратил внимание на освежитель воздуха в конторе. На баллончике большими буквами написано Relaxing zen. Ниже шрифтом поменьше — Ogród japoński. У поляков очевидно более здоровый взгляд на вещи.

Оригинальная заметка в Facebook была удалена, комментарии архивированы. Если вы были участником дискуссии, с удовольствием предоставлю вам копию архива.

Если бы у новыми атеистами руководили разум и логика, а не слепая иррациональная ненависть и сатанизм, они бы с не меньшей ожесточенностью боролись, например, с футболом, а не только с религией.* И действительно:

• футбол — это источник всего зла, раздоров между людьми, люди спорят друг с другом из-за предпочтений той или иной команде, фанаты периодически устраивают жестокие массовые драки,
• из-за футбола происходят войны, например война между Сальвадором и Гондурасом 1969 г.,
• большинство людей становятся болельщиками по рождению, болеют за команду, за которую болели родители, если человек хочет стать фанатом, то он должен это делать по достижении как минимум 14-летнего возраста,
• болельщики сконцентрированы по территориальному и национальному признакам, а это доказывает, что нет ничего объективного в предпочтениях той или иной команде,
• футбольное руководство погрязло в беспросветной коррупции, совершенно очевидно, что их к этому толкает порочная сущность самой игры и ее извращенные ценности,
• известно, что многие футбольные тренеры, занимающиеся работой с молодежью — педофилы, поэтому детей надо оградить от футбольных секций,
• футбол постоянно требует человеческих жертв, множество людей становятся инвалидами из-за футбола, он ломает им всю жизнь,
• футбол поощряет самые низменные животные инстинкты, мы уже давно шагнули вперед в эволюции нашего вида, в отличие от предков из каменного века, нам не надо бессмысленно бегать по полю и координировать действия в попытках поймать добычу и превзойти другую команду,
• ценности футбола — командный дух, fair play — безнадежно устарели, вредны для молодежи и непригодны для жизни в современном мире, где успех приносят только индивидуализм и нарушение правил,
• государство тратит огромные бюджетные деньги на футбол, стадионы, национальную команду, не спрашивая мнения тех, кому не нравится футбол, эти деньги можно было бы потратить на здравоохранение, образование, культуру,
• футбол смешивается с политикой, футбольным мероприятиям придается национальное значение, будто бы все должны болеть как один за команду своей страны,
• люди покупают сувениры, которые продаются с наценками в сотни и тысячи процентов, у многих людей стены домой целиком завешаны вымпелами, футболками, шарфиками, помимо этого огромные деньги зарабатываются на входных билетах и тотализаторе,
• люди жертвуют кучу свободного времени футболу вместо того, чтобы заняться осмысленной и полезной деятельностью, учебой, творчеством,
• гигантские здания стадионов пустуют большую часть времени, на рядовые игры почти никто не приходит и вообще было неправильно было убирать со стадионов вещевые рынки, возвращать стадионы спорту — это идти на поводу мракобесов.

* Большая часть аргументов позаимствована из книги Ричарда Докинза «Бог как иллюзия» (The God Delusion).

Оригинальная заметка в Facebook была удалена, комментарии архивированы. Если вы были участником дискуссии, с удовольствием предоставлю вам копию архива.

Я стараюсь быть в стороне, но отголоски же доносятся. Вот и жена недавно спросила «А что ты думаешь о том, что России разрешили побои в семье?». Наверное, я думаю, что мне очень грустно видеть, как умные и добрые люди защищают большевистское правосознание, отвергая малюсенький шажок к гуманизации уголовного права только потому, что его делает в целом преступная и циничная власть. Все мы, травмированные советским прошлым, нуждаемся в том, чтобы без устали выдавливать из себя такой образ мысли и не прекращать эту работу никогда.

Доктрина социалистической законности, сформулированная, среди прочих, и таким известным широкой публике теоретиком и практиком как А. Я. Вышинский, предполагала, что основой правопорядка в стране победившего пролетариата должна быть строгая нетерпимость ко всем случаям нарушения закона. Это означало расширение сферы публичного права так, что и даже за незначительные правонарушения наступала уголовная ответственность. Туда, где в здоровом обществе поведение людей может регулироваться другими механизмами, тоталитарное государство должно непременно вмешаться, не допуская никакого правового плюрализма, а инструментом такого вмешательства может стать только репрессия. Действительно, если право понимать как выражение воли господствующего класса, то применяемые в отношении отдельных граждан жестокие и несоразмерные наказания находятся в диалектическом единстве с произволом репрессивного аппарата самого государства там, где речь идет об высшей политической целесообразности.

К сожалению, на тех же самых принципах строится правосознание в современной России: любое ослабление репрессии, любая гуманизация законодательства воспринимается как одобрение противоправного поведения. В этом же ключе невольные жертвы доктрины Андрея Януарьевича воспринимают отмену уголовного наказания за побои, которые даже не влекут за собой легкий вред здоровью. Для такого травмированного правосознания любая мысль о том, что нежелательное поведение можно ограничить иначе, чем аппаратом государственного насилия, кажется кощунственной и все, разумеется, в интересах слабых и униженных.

Поэтому не устану напоминать, что уголовное право — это ultima ratio, последний довод государства, то есть такой инструмент принуждения, которым надо пользоваться сдержанно и только в самых крайних случаях. Насилие в семьях — это проблема, причем не только насилие в отношении женщин и детей, но в отношении мужчин тоже. Там, где причиняется ущерб здоровью, уголовная ответственность сохраняется. Там, где под угрозой находится воспитание и благополучие детей, есть механизмы правовой защиты в рамках семейного и гражданского права. И, наконец, если законодатель считает, что должен быть соблюден публичный интерес, может быть применена административная ответственность. Но чем меньше у государства будет оснований для уголовного преследования, тем лучше. Для всех.

Оригинальная заметка в Facebook была удалена, комментарии архивированы. Если вы были участником дискуссии, с удовольствием предоставлю вам копию архива.

В позднем СССР было принято решение о возвращении (не всего и не сразу, но как общий правовой принцип) зданий культового назначения религиозным организациям. Определяющим было не право собственности — большевики на него плевать хотели — а назначение. Это нечестно, несправедливо и гнусно, но Российская Федерация — правопреемница СССР, а не Российской империи, поэтому теперь совершенно неважно, как там все обстояло с правом собственности при царе-батюшке. Правовая и политическая реальность состоит в том, что такая модель была закреплена юридически.

Если мы говорим о том, что церковь должна быть отделена от государства, должна существовать сама по себе, тогда ей должно быть передано нужное ей имущество. Не поля, леса и дворцы, конечно, но хотя бы храмы. Тогда пусть в них открывает музеи и галереи, продает билеты и сувениры (как в Ватикане), зарабатывает, ремонтирует, отапливает, содержит аппарат. Государство в виде исключения для выдающихся памятников архитектуры может помогать с реставрацией и выдвигать свои условия доступности для публики. Это модель исторически французская, итальянская, швейцарская; условно (с кучей оговорок) можно нее назвать католической.

Другая модель — все здания культового назначения принадлежат государству, все имущество тоже, а церковь получает финансирование на свое текущее содержание, на зарплаты духовенству, на другие расходы. Это модель исторически английская, немецкая, австрийская, скандинавская, русская; условно (с кучей оговорок) можно нее назвать протестантской.

В России происходит смешение обоих вариантов и это вызывает понятное раздражение, потому что на бумаге, в конституции, церковь отделена от государства, а на деле претендует на статус государственной, сливающаяся с властью в упоительном экстазе. Но логика, юридическое мышление и разум говорят, что можно быть или за полное отделение — тогда храмы надо отдавать — или за слияние — тогда храмы могут быть государственными.

Оригинальная заметка в Facebook была удалена, комментарии архивированы. Если вы были участником дискуссии, с удовольствием предоставлю вам копию архива.