Чуть больше месяца назад либеральная пресса подводила итоги года. В списке самых страшных событий поставила рядом гибель несчастной девочке в Виннице и отмену американским верховным судом прецедента об абортах.

О существовании Дарьи я только из новостей узнал, но почитав комментарии Невзоровых-Шендеровичей и других властителей российских «либеральных» умов, не могу не зафиксировать очередную стадию их нравственной деградации.

За поддержкой работодателями «права на аборт» наверняка стоит расчет. Аборт просто дешевле, чем предоставление отпуска матери по уходу за ребенком или наем временного сотрудника на ее место.

Илон Маск получил частную аудиенцию в Ватикане. С папой он обсуждал вопросы изменения климата и будущего человечества. Газеты умалчивают, проповедовал ли наместник Христа миллиардера о святости человеческой жизни.

Когда ограничивали мои права и свободу, я мог решать, чем пользоваться, от чего отказаться и какую цену платить. Но теперь пространства для компромисса не осталось. Наступает отъем права на жизнь у тех, кто не имеет возможности сделать выбор.

Друзья радовались победе президента-католика, который уже тогда занимал явно проабортную позицию. Жители РФ отказываются поверить в массовые преступления по приказу Кремля. Ситуации зеркальные: и то, и другое — это бегство от реальности.

Соглашения по спасению планеты должны обязательно включать пункт, что все подписанты обязаны лично пересесть на электромобили, отказаться от воздушного транспорта, перейти на веганскую диету и работать преимущественно он-лайн.

Несколько недель назад я задался вопросом, почему конференция епископов США не отлучит Байдена или хотя бы не наложит на него персональный интердикт. Сегодня ответ прилетел из Рима.

Право, которое замыкается в себе, перестает применяться людьми и умирает. Оно должно инкорпорировать самые общие принципы справедливости, но при этом оставаться ценностно нейтральным.

Некоторые называют убийцами тех, кто не вакцинируется. Однако когда я говорю, что «аборт — это убийство», со мной начинают горячо спорить. Есть, однако, огромная дистанция между преднамеренным убийством и причинением смерти по неосторожности.

Бывает, что одни и те же люди призывают к принудительной вакцинации и поддерживают свободу абортов. В этом содержится явное противоречие, которое можно попробовать объяснить двумя способами.

Некоторые не видят ничего дурного в избавлении от дефектного ребенка. Те же самые люди переживают за состояние здоровья Навального. Но если родители могут решать вопрос жизни и смерти человека, почему государство не может сгнобить своего гражданина в тюрьме?

Ужасы коммунизма олицетворяет Тюхэ, ужасы нацизма — мойры. Иметь надежду на спасение, пусть призрачную, может казаться кому-то меньшим субъективным злом, чем обреченно следовать на заклание ради великой и благородной цели.

Могут ли руководители крупных компаний действовать в ущерб интересам своих акционеров из-за собственных политических пристрастий, или под давлением общественного мнения, или для защиты публичного интереса?

У Ханны Арендт есть слова, которые буквально воспроизводят сегодня не нацистские чудовища, а обычные люди, законодатели, судьи, общественники, борцы за права.

Рассуждения об отношениях между адвокатом и клиентом, а также об последствиях сделанного клиентом выбора.

Почему главный врач крупной больницы, областной депутат и член партии, нарушает клятву Гиппократа? Ответ лежит на поверхности: этот врач наверняка приносил совсем другую клятву, «присягу советского врача».

Обсуждают автомобильную аварию в Москве и осуждают виновника. При этом те же люди не раз признавались в том, что регулярно превышают разрешенную скорость, причем нисколько не стыдятся этого, но даже как-то бравируют.

Наши левые друзья готовы называть убийцами всякого, кто нарушает карантинные меры или даже просто высказывает сомнения в их целесообразности. И те же самые люди готовы доказывать, что аборт на любом сроке — это не убийство вовсе.

Фактическое сожительство (которое некоторые по-старинке называют «гражданским браком») — это не брак, это конкубинат. Брак — это договор, который порождает для обеих сторон правовые последствия.